Сегодня, когда покровы политкорректности и камуфляж демократичности сброшены, уже можно говорить без обиняков: никакой интеграции русскоязычных в Латвии никогда не предполагалось. Под лейблом интеграции в жизнь проводилась и проводится беззастенчивая и насильственная ассимиляция.
Конечно, столь смелые, если не сказать грандиозные планы латвийских политиков ставят массу вопросов. Например: а вы пупок не надорвете? Или, если попытаться быть серьезнее: а вы в самом деле верите, что сами латыши хотят и готовы принять в свою среду сотни тысяч русскоязычных Латвии?
— Итак, почему родители решились отдать тебя в латышскую школу?
— Первый класс я отучилась в русской. Но так как мы жили не в Риге, а в Рижском районе, дорога в школу оказалась очень долгой и невыгодной. Поэтому и было решено перевести меня в местную латышскую школу.
— Были ли какие-то другие мотивы? Освоение языка, интеграция в латышскую среду?
— Думаю, была задача выучить латышский, поскольку у родителей самих с этим были проблемы.
— Ты пошла во второй класс латышской школы. Было трудно освоиться в новой среде?
— Для меня это было полной неожиданностью, но в один прекрасный день я уже поняла, что учусь в другой школе. Но меня ведь особенно никто не спрашивал. Да и в таком возрасте дети как-то спокойнее относятся друг к другу, это потом начинаются проблемы.
— Когда ты начала ощущать дискомфорт, трения в общении с учениками или учителями?
— Это было уже где-то в пятом классе.
— В чем это выражалось?
— Со стороны и одноклассников и педагогов в мою сторону делались такие замечания и знаки, которые трудно было не заметить.
— Ну не говорили же прямым текстом — вот ты такая-сякая русская девочка.
— В том-то и дело, что говорили. Я, например, хорошо запомнила, как учительница зачем-то решила устроить в классе опрос — кто какой национальности. На тот момент в классе я была одна русская. Естественно, что все подняли руки, что они латыши, и я единственная — что я русская. Хотя все и так об этом знали. Мне было неприятно.
— То есть ты, как человек, воспитанный в русской семье, захотела сказать слово в защиту родной литературы, что она признана в мире, ценима, и получила отпор со стороны одноклассников?
— Да. Но потом я подошла и к учительнице. Сказала ей, что мне неприятно такое отношение ко мне. Но меня просто не услышали. Такие случаи, конечно, были не каждый день, и самыми трудными, наверное, были пятый, шестой, седьмой классы, когда подростки еще сами не понимают, что к чему, а больше прислушиваются к тому, что говорят в семьях.
Еще надо сказать, что очень большая разница между Ригой и окраиной, где я училась, — там почти нет ни русских учеников, ни взрослых, и люди не привыкли даже в одном помещении находиться с представителями других национальностей. И тут ничего не решало то, что по латышскому у меня оценки были даже лучше, чем у моих одноклассников. Я знала точно так же их народные песни, культуру. Но из-за того, что я родилась в русской семье и дома меня окружали русские люди, способ мышления, наверное, все же отличался.
— Мне интересно твое мнение — возможно ли теоретически ассимилировать эту огромную массу русскоязычных школьников, чтобы они органично влились в латышскую среду. Чтобы в итоге создать ту самую "политическую нацию", о которой говорит министр образования.
— Я думаю, что это возможно, но точно не таким образом, как происходит в настоящий момент. Нельзя просто так взять русские школы и превратить их в латышские. Ведь это не значит, что русские станут латышами. Хочется, конечно, чтобы русские и латыши в Латвии теснее взаимодействовали и общались. Но для этого совсем не обязательно лишать Латвию русского языка.
— Ты была одна русская в классе?
— Сначала были в классе еще две русские девочки и еще одна латышка — двуязычная, которая знала и русский. Но они все поменяли школу раньше меня.
— Но ты сама мужественно училась в латышской школе со второго по десятый класс. Это девять лет. Почему ты раньше не вернулась в русскую школу, если почувствовала, что тебе перестает нравиться?
— Ну, в моем случае этого не хотели родители. Во-первых, из-за удобства. Во-вторых, они до сих пор считают, что латышское образование качественнее.
— А ты как считаешь?
— Девять лет — большой срок. Завязываются часто какие-то отношения — симпатия, дружба.
— Конечно, были какие-то дружеские отношения за все эти годы. Но, опять же, у меня лучше отношения связывались с теми, кто каким-то образом связан с русским языком. Моя лучшая подруга как раз была латышка, которая разговаривала по-русски. Другая тоже была из русской семьи.
— В Латвии традиционно велик процент смешанных браков. Как думаешь, ты могла бы завязать романтические отношение с латышским парнем, создать семью?
— Конечно! У меня нет никакого отвращения к латышам.
— А ты сейчас ощущаешь, что чем-то, может быть, отличаешься от своих русских одноклассников?
— Нет, ничем вообще. Я не думала, что так будет, но я перешла в новую школу, и ко мне отнеслись очень дружелюбно. Хотя все эти годы я не училась вместе с ними, меня приняли как свою.
— Как ты открыла для себя, что в Латвии живут не только латыши?
— Получилось, что до 15 лет у меня не было русских друзей вообще. Не пересекалась. Я даже помню: мы сидели с подругой на переменке возле школы и мимо нас пробежали русские дети. Мы переглянулись — ты это тоже слышала? Подошли к этим детям — откуда вы? Выяснилось — случайно оказались, заблудились.
— Это было похоже на встречу с инопланетянами…
– Русские показались тебе более открытыми?
— Может, мне самой только так кажется, потому что я сама русская, но мне показалось, что русские более общительны и дружелюбны. Хотя, быть может, это как раз годы в латышской школе на меня так повлияли.
— Что скажешь об учебных программах в латышской и русской школах? Есть ли различия?
— Их нет вообще, хотя я знаю, что раньше были. Сейчас, например, в русских школах очень мало внимания уделяется русской литературе.
— А как с родной литературой у тебя?
— Со мной после первого класса занималась мама. Что касается школы, где я сейчас учусь, и языка обучения, — мне проще, чем другим детям, потому что все преподавание идет на латышском. Я знакома со всеми терминами, обозначениями. На самом деле русским школьникам сейчас очень тяжело.
— Какие твои прогнозы? Будут ли в этой стране всегда существовать две общины или, может быть, когда-нибудь они сольются?
— Может, дело в том, что мы наивно считаем себя частью Латвии, а другая сторона уверена, что мы здесь как какие-то "недолатыши", которых можно переделать. Как, кстати, ты видишь свое будущее — в Латвии или где-то еще?
— Я думаю все-таки уехать в более интернациональную страну. Может быть, в Канаду, я была там в лагере, мне понравилось. Там очень много национальностей, и все между собой общаются. В Латвии по-другому — сюда приезжают люди разных национальностей, но их часто просто не воспринимают.
— А что думаешь о будущей специальности?
— Еще не решила, но были мысли стать архитектором.
— В любом случае, в какой бы стране ты ни оказалась и какую профессию ни выбрала, желаю тебе удачи. И не забывай русский. Как, впрочем, и латышский. Спасибо за откровенный разговор!
